— Сергей Анатольевич, первый вопрос касается перспектив принятия четверто-

го антимонопольного пакета: когда его ожидать, каков Ваш прогноз?

— Конечно, когда называешь какую-то дату вступления, всегда боишься сглазить, но

я надеюсь, что в октябре закон будет принят и, учитывая 30-дневный отлагательный

срок после его официального опубликования, в начале 2016 г. вступит в силу.

— Почему он с таким трудом проходит через горнила нашей законодательной

системы по сравнению с предыдущими пакетами антимонопольных поправок?

— Потому что если на определенном этапе к антимонопольному регулированию от-

носились как к регулированию, которое, вероятно, было недостаточно эффективным

и не затрагивало интересы крупного бизнеса, то теперь, когда появились механизмы,

заставляющие крупный бизнес и монополии воздерживаться от определенного по-

ведения путем применения серьезных финансовых санкций, на него стали обращать

особое внимание, рассматривать его чуть ли не под микроскопом. В связи с этим лю-

бые инициативы или изменения стали проходить более глубокое общественное об-

суждение, и приходится оговаривать те нормы, которые предлагаются Федеральной

антимонопольной службой, с каждым бизнес-объединением: у всех них есть свои опа-

сения, мы разъясняем возможные позитивные последствия для экономики и негатив-

ные последствия для правонарушителя. Закон, как правило, имеет две стороны: он

предусматривает определенные преимущества для лиц, которые соблюдают установ-

ленные требования, и создает определенные риски для потенциальных нарушителей,

которые стараются, чтобы эти риски не возникали. Поэтому существует некоторое

противодействие тем или иным нормам.

Но если говорить о четвертом антимонопольном пакете, то в целом можно сказать,

что это закон, который устанавливает серьезную антимонопольную либерализацию.

То есть снимаются ограничения, которые в условиях эффективно работающей эко-

номики не требуются и которые вводились, например, в период кризиса 2009 г.,

а в современной непростой экономической ситуации могут оказать дополнитель-

ные, так скажем, сдерживающие эффекты для развития малого и среднего бизнеса.

В частности, исключается норма, которая устанавливает возможность признания до-

минирующим положения субъекта с долей менее 35%. Мы этой нормой и так почти

не пользовались, но все равно с точки зрения инвестиционной привлекательности

российской экономики она может выступать как определенный риск. То есть если

ты выходишь на российский рынок и есть опасность признания тебя доминирующим

независимо от доли, то твое экономическое поведение будет регулироваться опре-

деленными прописанными в законе нормами: ты не можешь отказывать в заключе-

нии договора, не можешь навязывать условия, какие-то твои действия могут быть

признаны злоупотреблением доминирующим положением. Конечно, все это может

останавливать предпринимателей от выхода на рынок, чего нам не хотелось бы, так

что эта норма исключается.

Параллельно с четвертым антимонопольным пакетом в Думе находится еще антикри-

зисный пакет — проект Правительства, который предусматривает иммунитеты для хо-

зяйствующих субъектов с активами менее 400 млн руб. То есть если индивидуальный

предприниматель или юридическое лицо (правда, здесь имеются в виду не холдинги, а

только семейный бизнес) имеет активы менее 400 млн руб., то его положение никогда

не может быть признано доминирующим. Получается, он в этом отношении становит-

ся более свободным, и государство, соответственно, не вмешивается в его экономиче-

скую деятельность. Как только активы превышают эту сумму или субъект становится,

условно говоря, аффилированным, или связанным с крупной компанией, то эти нормы

прекращают применяться. Потому что иначе крупные компании быстренько создадут

дочерние или связанные общества, через которые организуют сбыт, и спокойно бу-

дут злоупотреблять своим доминирующим положением, что недопустимо. Поэтому,

повторюсь, речь идет только о семейном бизнесе. Мы не думаем, что здесь возникнет

какая-либо опасность монополизации: отсекательный порог в 400 млн руб. вряд ли

позволит монополизировать какие-то сферы экономики.

Еще я хотел бы отметить норму, которая вызвала очень большие дискуссии (и они до

сих пор продолжаются), — это право Правительства РФ устанавливать правила не-

дискриминационного доступа в сферах, которые не являются сферами естественных

монополий. Сейчас Правительство может устанавливать такие правила применитель-

но к услугам естественных монополий, а теперь его полномочия расширяются и за-

трагивают те сферы, в которых работают доминирующие компании с долей на рынке

более 70%. Как видите, речь идет о рынке, близком к монопольному. Он не является

естественно-монопольным, но 70% — это цифра достаточно высокая, чтобы у таких

компаний возникала очень широкая возможность влиять на потребителя и на ситуа-

цию на рынке.

В связи с этим, конечно, когда компании увидели эту норму, они очень сильно выступа-

ли против ее введения, но все-таки она в законе появляется. Это не значит, что таким

образом будут регулироваться все компании и что их экономическое поведение будет

определяться Правительством. Нет. Она предусмотрена для случаев, когда компания

злоупотребляет доминирующим положением. Вот тогда-то для цели обеспечения ин-

тересов потребителей и могут вводиться правила недискриминационного доступа,

которые четко определены и не выходят за рамки ограничений, установленных для

доминирующих компаний Законом о защите конкуренции1. То есть ты обязан раскрыть

условия, на которых ты заключаешь договоры, и порядок определения цены, от чего

она зависит. Например, есть запрет дискриминации в цене. Если ты покупаешь оди-

наковый объем товара на одинаковых условиях, то цена должна быть одинаковой.

А если объем различается, то и цена может различаться: условно говоря, единицу това-

ра можно купить за одну цену, но при покупке оптом цена за единицу может быть мень-

ше. Это нормальные, понятные принципы экономики. Но для того чтобы потребителям

было понятно, нужно раскрыть все условия, на которых с ними заключаются договоры.

— То есть это некие пограничные сферы, которые по своей специфике близки

к естественным монополиям?

— Да.

— А насколько жесткой будет модель? Эти сферы будет определять Прави-

тельство?

— Полномочия будут у Правительства. Но любое правительственное решение при-

нимается на основе предложений федеральных органов исполнительной власти, так

что в его принятии будут участвовать и отраслевые регуляторы.

— Инициатором может быть любое ведомство или только ФАС?

— Конечно, когда речь идет о правительственном решении, здесь участвует много

органов.

Но анализ рынка проводит Федеральная антимонопольная служба, и она же уста-

навливает факт нарушения. Дальше уже подключаются отраслевые регуляторы, ко-

торые могут высказать свое мнение по поводу последствий принятия тех или иных

решений. Решение ФАС можно оспорить, постановление Правительства, хотя это и

сложнее, но тоже может быть обжаловано в Верховный Суд; таким образом, права и

интересы компаний не остаются беззащитными. Иначе говоря, правительство долж-

но принимать решения в рамках закона, а если вдруг кто-то сочтет, что оно выходит

за эти рамки, у него есть право судебной защиты.

Это не означает, что сразу же все сферы начнут регулироваться. Принятие соот-

ветствующих решений возможно только там, где возникает социальное напряжение,

проявляются проблемы, именно злоупотребление. В сферах, в которых все хорошо,

никаких правительственных решений быть не должно. Закон так и предусматривает:

если правонарушения нет, то принятие акта Правительства невозможно.

— На недавней встрече с представителями бизнеса в рамках Объединения кор-

поративных юристов Вы обращали внимание на другую сторону обсуждаемого

нами законопроекта — на то, какие возможности четвертый антимонопольный

пакет даст бизнесу для противодействия злоупотреблениям со стороны долж-

ностных лиц, государственной власти.

— Да. Потому что, как я уже говорил, происходит либерализация в отношении того

поведения, которое не причиняет вреда и не представляет серьезных угроз для эко-

номики. Все-таки один из главных принципов нашей Конституции — свобода эко-

номической деятельности. Он, конечно, соотносится с запретом монополизации и

запретом недобросовестной конкуренции, но там, где монополизация возникнуть не

может, мы исключаем либо сводим к минимуму антимонопольное регулирование.

Неправильные решения органов власти в отношении товарных рынков могут привести

к ограничению конкуренции. Поэтому в Законе есть запрет федеральным органам ис-

полнительной власти, органам исполнительной власти субъектов и муниципальным

органам на принятие решений и совершение действий, которые приводят к ограниче-

нию конкуренции. За этим тоже следит Федеральная антимонопольная служба. До по-

ловины зафиксированных нами нарушений антимонопольного законодательства как

раз связаны с действиями органов государственной и муниципальной власти.

Поэтому для того, чтобы более эффективно предупреждать и пресекать такие нару-

шения, мы ввели институт предупреждения в отношении доминирующих компаний.

Выдача предупреждения позволяет оперативно исправить правонарушения. Приве-

ду пример: предпринимателя не подсоединяют к электрическим сетям, он, соответ-

ственно, не может осуществлять свою предпринимательскую деятельность. У него

есть два варианта: либо провести в судах несколько лет и чего-то добиться, когда

уже, в принципе, ничего и не нужно, либо обратиться в антимонопольный орган и за

10 дней все это сделать. Выдается предупреждение, и если нарушение будет устра-

нено (в нашем случае будет заключен договор с предпринимателем), то никаких не-

гативных последствий, даже штрафа, не будет. Всё, ситуация урегулирована.

То же самое касается органов власти. Можно полтора года судиться с ними по поводу

изданного ими решения или приказа, добиться в итоге правды, а потом понять, что на

рынке уже никого нет и, значит, возможности осуществлять деятельность тоже нет.

— Еще и убытки с бюджета сложно взыскать.

— Да. А может, их и некому уже взыскивать, потому что организации обанкротились.

Поэтому в отношении решений органов муниципальной власти, органов власти субъ-

ектов и федеральных органов предлагается ввести тот же институт: если есть при-

знаки нарушений антимонопольного законодательства, выдается предупреждение.

Если орган власти его выполняет — всё. Никаких санкций не последует.

— А если не выполняет?

— Тогда он привлекается к административной ответственности. Второй раз не вы-

полняет — безальтернативная дисквалификация чиновника.

— Очень жесткая мера.

— Да, но в этом и состоит смысл. Можно соблюдать установленные ограничения и

требования и вообще не привлекаться к ответственности. А если вы не хотите соблю-

дать антимонопольное законодательство, то и решение в отношении вас может быть

принято очень серьезное, вплоть до запрета на профессию — занимать должности

государственной гражданской службы и т.д.

— Практика применения предупреждений будет расширяться для хозяйствую-

щих субъектов?

— Будет. Сейчас выдачу предупреждения влекут только два состава злоупотребле-

ний доминирующим положением — это отказ или уклонение от заключения договора

либо навязывание невыгодных условий. Они дополняются еще такими формами, как

установление различных цен и создание дискриминационных условий, т.е. охватят

практически весь круг договорных отношений с потребителями. Тогда практически

по любому договорному отношению все будет начинаться с предупреждения. И это

позволит достаточно эффективно с такими нарушениями бороться.

Внедоговорные правонарушения (например, монопольно высокая цена) так и оста-

нутся более серьезными антимонопольными правонарушениями, попадающими в

сферу прямого административного принятия решений и штрафов. Там предупреж-

дения не будет: если установили нарушение, значит, придется за него отвечать. Для

договорных отношений, повторюсь, практика выдачи предупреждений расширяется.

Плюс она распространяется еще и на недобросовестную конкуренцию.

— В свое время И.Ю. Артемьев предупредил бизнес о том, что если практика

обжалования предупреждений продолжится, то от этого института могут отка-

заться. Их по-прежнему активно оспаривают в судах?

— Да, и Высший Арбитражный Суд в свое время высказался о праве хозяйству-

ющих субъектов обжаловать предупреждения. На мой взгляд, подход был выбран

достаточно разумный, потому что обжалуется не правонарушение, которое еще не

установлено, а процедура выдачи предупреждения, признаки правонарушения, про-

веренные антимонопольным органом, на основании которых выдано предупрежде-

ние. Если оно выдано в соответствии с нормами, установленными регламентом, то

основания для его отмены нет.

— Это устойчивая позиция в судах?

— Устойчивая, но я могу сказать, что в среднем в суды обжалуется менее 15% преду-

преждений. Соответственно, где-то 80–85% исполняется безо всяких проблем.

— То есть бесполезно доказывать в суде, что субъект, например, не является

субъектом антимонопольного контроля, можно лишь оспорить процедуру?

— Да. Но если ты хочешь доказать, что нет нарушений, нужно переходить в про-

цесс антимонопольного расследования, разбирательства. Другими словами, если

ты считаешь, что в твоих действиях никакого нарушения нет, ты это спокойно объ-

ясняешь и говоришь, что готов свою позицию отстоять. У антимонопольного органа

дальше альтернативы нет: раз он выдал предупреждение (это сделано, чтобы про-

сто так никто не выдавал предупреждения), он обязан возбудить дело о нарушении

антимонопольного законодательства и уже в процессе его рассмотрения прийти к

выводу о наличии либо отсутствии нарушения. И если в итоге антимонопольный

орган пришел к выводу о наличии нарушения, субъект обжалует это решение и в

суде доказывает свою невиновность — у него есть все процессуальные гарантии

для такой защиты.

— Хозяйствующие субъекты жалуются на то, что позиции антимонопольных

органов разнятся по регионам, и говорят, что нужна возможность апелляции,

причем лучше всего в центральные органы. Сейчас планируется ввести нечто

подобное?

— Да, четвертым антимонопольным пакетом предусматривается внутренняя апелля-

ция, которая предполагает возможность обжалования решений территориальных ор-

ганов в центральном аппарате ФАС. Но это будет не обязательная апелляция.

— То есть не как в налоговых спорах?

— Нет. У лица есть право сразу идти в суд либо сначала идти в центральный аппарат

антимонопольной службы. Основную массу дел будет рассматривать апелляционная

коллегия, а прецедентные дела возьмет на себя Президиум ФАС. Введение этого ин-

ститута позволит унифицировать практику, потому что основанием для отмены будет

нарушение единообразия в применении антимонопольного законодательства — на-

пример, если мы увидим, что какое-то территориальное управление принимает реше-

ние, выходящее за установленную практику или толкование тех или иных норм.

То есть если, например, в нескольких регионах какие-то действия всегда считались

допустимыми, а потом в одном неожиданно оказались правонарушением, ни нам, ни

хозяйствующим субъектам, особенно работающим на территории этих нескольких ре-

гионов, не надо будет долго разбираться: если мы увидим, что такое решение не соот-

ветствует сложившимся подходам и практике, мы его, конечно, отменим. Правда, это

достаточно ответственная работа, и мы не можем просто перейти на обязательную

апелляцию, когда все решения должны обжаловаться в центр, потому что для этого

понадобится увеличение штата, что вряд ли возможно сейчас.

— А в перспективе?

— Посмотрим, как этот институт себя проявит. Это будет понятно где-то через год по-

сле его введения. Думаю, он должен разгрузить суды, потому что если решение будет

принято в рамках антимонопольного органа, то дело не перейдет в суд. В любом слу-

чае, нужно в зависимости от эффективности института смотреть, как его развивать и

расширять.

— Получается, это некий пробный шар?

— Если это и пробный шар, то проба довольно серьезная. Мы этот институт обсужда-

ли с судьями, и они очень позитивно к нему отнеслись, потому что объем антимоно-

польных дел очень большой: многие антимонопольные решения обжалуются в судах.

— В свое время Федеральная антимонопольная служба очень активно выступа-

ла за то, чтобы увеличивать долю частной инициативы в оспаривании. Сейчас

сложилась непонятная ситуация. С одной стороны, есть позиция Высшего Ар-

битражного Суда 2008 г., которая позволяет обжаловать напрямую в суд такие

действия, как, например, злоупотребление доминирующим положением. С дру-

гой — нет четкого понимания перспектив такого прямого обжалования без того,

чтобы обратиться в Федеральную антимонопольную службу.

— Да, в Постановлении Пленума ВАС РФ от 30.06.2008 № 30 было сказано о том, что

факт нарушения антимонопольного законодательства может устанавливать не только

антимонопольный орган, но и суд. По мнению Высшего Арбитражного Суда, в процес-

се рассмотрения арбитражного дела это возможно. Но есть разница.

Когда ты обращаешься в суд с иском, то бремя доказывания ложится на тебя: это ана-

лиз товарного рынка, обстоятельств и всего остального, который нужно представить

суду. В случае же административного рассмотрения дела антимонопольным органом

это бремя ложится на антимонопольный орган: он устанавливает доминирующее по-

ложение на основании заявления, выявляет признаки нарушения и обстоятельства,

которые подтверждают или опровергают это правонарушение, и в итоге принимает

решение. Как видите, то, чего нет в арбитражном процессе, возможно в процессе

административном. Поэтому большинство, конечно, сначала используют администра-

тивный порядок защиты, учитывая то, что антимонопольный орган проводит все не-

обходимые процедуры уже в силу требований закона. Если вдруг ответчик не согла-

сен с решением, которое принимает Федеральная антимонопольная служба, он может

защищать себя в суде.

— Как тогда добиться того, чтобы количество таких исков росло?

— Все дело в контексте, в котором встает вопрос о защите интересов. Антимонополь-

ный орган приходит к выводу о наличии злоупотребления и предоставляет возмож-

ность изменить взаимоотношения между, условно говоря, заявителем и ответчиком.

Как правило, эти отношения в дальнейшем уже строятся как соответствующие анти-

монопольному законодательству. В принципе, в ряде случаев заявителю этого доста-

точно. Однако в такой ситуации заявитель не получает никаких возмещений, потому

что антимонопольный орган, защищая публичный интерес, не может принять решение

о возмещении убытков лицу это может сделать только суд. Поэтому в процессе рас-

смотрения дела мы принимаем только административные решения о привлечении к

административной ответственности либо выдаем предписание о перечислении в бюд-

жет дохода, полученного в результате нарушения антимонопольного законодатель-

ства, и т.д.

Гражданско-правовая ответственность перед лицами, пострадавшими от нарушения

антимонопольного законодательства, юридически, конечно, существует, но фактически

не реализуется. Дело в том, что в большинстве случаев эти лица по разным причинам

не идут в суды. В первую очередь, наверное, из-за того, что им нужно дальше работать

с этой организацией, а такой иск может испортить отношения. Тем более что, как прави-

ло, приходится спорить с монополистом либо с сильной компанией, которая может тебе

сделать хуже в процессе ваших дальнейших гражданско-правовых отношений.

Во-вторых, до сих пор нет понятных методик расчета размера убытков, которые при-

чинены в результате антимонопольных правонарушений. В связи с этим зачастую не-

возможно доказать конкретный размер убытка — это еще одна из причин, по которым

суд отказывает в иске.

А третья причина, наверное, заключается в отсутствии эффективных процессуальных

средств. Например, тот же механизм коллективных исков был бы очень эффективен

для антимонопольных споров. Если есть много потребителей, то всем им идти в суд и

заваливать его исками не совсем хорошо. Гораздо проще, когда один человек пришел и

в интересах 50, или 100, или 1000 лиц получил возмещение в рамках одного процесса.

Думаю, что комплексное решение этих трех проблем могло бы сдвинуть ситуацию с

мертвой точки.

Мы до сих пор ведем спор по поводу альтернативного способа расчета размера убыт-

ков. Если лицо, которое пострадало в результате правонарушения, не может дока-

зать размер своих убытков, но сам факт нарушения антимонопольного законодатель-

ства подтвержден — судом, антимонопольным органом, — то почему бы в качестве

альтернативы возмещения не выплачивать этому лицу компенсацию в размере от 1

до 15% от стоимости товара, который он приобретал при правонарушении? Тогда

уже будет ориентир. 1% или 15% — это, конечно, останется на судебное усмотре-

ние в зависимости от того, как лицо представит свои убытки: будут они ближе к 15%

или к 1%. Но сказать о том, что размер не доказан, уже будет сложнее, потому что

есть граница. Назначьте хотя бы 1% — уже прогресс. В этом направлении мы сейчас

тоже работаем.

Тема коллективных исков не входит в четвертый антимонопольный пакет, мы обсужда-

ем ее отдельно. К сожалению, пока она немножко затормозилась, но мы все-таки счи-

таем, что за ней будущее, потому что включение фронта, так скажем, пострадавших

потребителей услуг монополий еще больше дисциплинировало бы доминирующих

субъектов и монополистов в соблюдении антимонопольных требований. В условиях,

когда антимонопольный орган находится в столицах субъектов, у людей в отдаленных

регионах должны появиться хоть какие-то процессуальные средства защиты своих

прав, причем эти средства должны быть максимальны просты и понятны и гражданам,

и предпринимателям.

— Понятно, что когда человек хочет доказать какие-то недобросовестные дей-

ствия со стороны конкурента, он сталкивается с такой преградой, как коммер-

ческая тайна, конфиденциальность информации, и просто не может получить

нужную информацию. Но ведь после антимонопольного расследования, для

того чтобы обратиться в суд и взыскать убытки, ему тоже, наверное, потребует-

ся какая-то конфиденциальная информация, которую ФАС хоть и запрашивала,

но не вправе предоставлять в суды, потому что она составляет коммерческую

тайну.

— Да, это еще одна большая проблема, которая, кстати, характерна не только для

России. Наверное, самая лучшая практика по возмещению убытков сложилась в США,

где большинство антимонопольных расследований начинаются как раз по иску част-

ных лиц. Потому что там механизм взыскания, когда возмещаются убытки в тройном

размере, очень привлекателен и для юристов, и для адвокатов, и для пострадавших

лиц. То есть если ты выиграл процесс, то умножь убытки на три и получи свое воз-

мещение. Поэтому многие картельные дела начинаются именно с иска частных ком-

паний, которые посчитали, что в отношении них было нарушено антимонопольное за-

конодательство.

В европейских странах частные иски не так развиты, как в Америке, и там проблема,

о которой Вы говорите, тоже является краеугольной: как получить информацию для

расчета убытков, если она вся конфиденциальная?

Европейская комиссия в своих рекомендациях по рассмотрению судами вопросов

о возмещении убытков уделила внимание и вопросам доступа к такой информации:

в каком случае суд принимает решение о ее раскрытии и в каком объеме она раскры-

вается, чтобы посчитать и определить размеры убытков.

Этот вопрос у нас тоже поднимается, но мы стараемся его частично обойти с помощью

альтернативного способа расчета, о котором я говорил. Если есть договор на приоб-

ретение товара (а у потребителя он должен быть), значит, есть и та основа, на которой

возможен альтернативный способ расчета возмещения.

Что касается доступа к коммерческой тайне, то можно проанализировать практику

Европейского союза в этом отношении и посмотреть, в каких случаях потребитель

может в результате правонарушения требовать в судебном порядке раскрытия инфор-

мации о структуре затрат и т.д. Конечно, у него должны быть соответствующие обяза-

тельства не разглашать эти сведения, чтобы не причинить убытков контрагенту, но и

возможность обеспечить свои права тоже должна быть. Эту тему тоже можно изучать

как один из способов определения размера убытков и способов защиты своих прав

непосредственно частными лицами, но, думаю, на это не один год понадобится.

— Сейчас у хозяйствующего субъекта и потребителя нет правовых инструментов

для того, чтобы получить такую информацию?

— Они есть. В Арбитражном процессуальном кодексе есть нормы, которые позволяют

заявлять определенные требования, просить суд истребовать определенные доказа-

тельства. И у ФАС суд истребует доказательства в некоторых случаях. Но это общие

процессуальные механизмы, они не касаются конкретных антимонопольных сфер.

Так что четко прописанных механизмов, как в рекомендациях Евросоюза по взыска-

нию убытков, у нас пока нет. И нужны более подробные инструкции на уровне, может,

разъяснений судов или Федеральной антимонопольной службы.

— Одна из поправок, которая не прошла, если так можно выразиться, горнила

законопроектной работы, встретив серьезные возражения в том числе со сторо-

ны Совета по кодификации, касалась исключения иммунитета в отношении объ-

ектов интеллектуальной собственности. Работаете ли вы над этим вопросом?

— Да, мы эту тему не оставили. Вообще, те иммунитеты, которые дают необосно-

ванные преимущества правообладателям (и, к сожалению, правообладатели — это

зачастую иностранные, а не российские компании) и позволяют в некоторых случаях

не соблюдать антимонопольные запреты, не являются обоснованными. Такого нет ни-

где в мире: ни в Европе, ни в Соединенных Штатах нет приоритета частных интересов

правообладателя над публичными интересами защиты конкуренции. Если твои инте-

ресы как собственника, как владельца интеллектуальной собственности приводят к

ограничению конкуренции, то ты можешь быть ограничен ровно настолько, насколько

это необходимо для защиты интересов конкуренции.

Если посмотреть на структуру антимонопольных расследований и дел Европейского

союза, то там большинство картелей связаны не с тем, что кто-то пришел и дого-

ворился о цене («давай продавать по одной цене»), а с тем, что конкуренты, обме-

ниваясь патентами, предоставляя друг другу лицензии, фактически монополизируют

рынок через соглашения, связанные с интеллектуальной собственностью. Потому что

технология сейчас передается через договоры, которые связаны с интеллектуальной

собственностью. И Европейская комиссия в такие договоры вмешивается и говорит,

что в результате их заключения произошла монополизация товарного рынка.

Я считаю, что это абсолютно правильный подход. И нам нельзя оставаться где-то за

бортом правильного правоприменения, так что нормы, которые препятствуют приме-

нению антимонопольного законодательства к соглашениям, в которых речь идет о мо-

нополизации товарных рынков, о картельных сговорах, о существенном злоупотреб-

лении доминирующим положением, у нас тоже должны появляться.

Более того, многие международные договоры свидетельствуют о том, что государ-

ства могут предусмотреть возможность ограничения прав собственника, владельца

интеллектуальной собственности и в том случае, когда в результате его действий про-

исходит ограничение конкуренции. Например, если он никому не предоставляет ли-

цензию и сам не производит товар, существует возможность выдачи принудительной

лицензии с выплатой этому владельцу соответствующего возмещения. Он получит за

это деньги, а технология будет работать, развиваться и приносить пользу экономике.

И по нашему мнению, нужно снять существующие иммунитеты от антимонопольного

регулирования для владельцев интеллектуальной собственности. Это не значит, что

собственник останется без защиты, защита прав интеллектуальной собственности

полностью сохранится. Никто к нему не придет и не скажет: отдайте свой товарный

знак. Товарный знак у него останется, но возможность совершать антимонопольные

правонарушения, делить товарный рынок через технологии передачи, например, па-

тентов должна быть исключена. Если ты передаешь технологию, передавай ее с соб-

людением антимонопольного законодательства.

— Но разве нельзя эти вопросы решить частноправовым способом?

Есть ст. 10 ГК, посвященная злоупотреблению правом, есть нормы, преду-

сматривающие аннулирование патента за неиспользование изобретения.

— Можно. Но частноправовой способ неэффективен. Ведь конкуренцию у нас защи-

щает система государственных антимонопольных органов. И раз публичный интерес

защищает государство, то оно не должно устраняться от этого процесса.

Да, частноправовой порядок существует, ст. 10 ГК РФ никто не отменял, так что можно

пойти в суд и доказывать, что в результате ко