— Сергей Юрьевич, во-первых, хотелось бы поздравить Вас с недавним назначением на должность председателя Арбитражного суда города Москвы! Вы, наверное, еще не полностью вошли в курс дел, но, может быть, уже сможете сказать, есть ли какие-то заметные принципиальные отличия в организации работы омского и московского судов?

— Большое спасибо.

В Омской области 40 судей, а здесь — 179. У меня в Омске всего было столько сотрудников, сколько здесь, в Москве, одних судей! Поэтому если там еще можно было решать многие вопросы лично, в ручном режиме, то здесь это в принципе исключено. Хотя я и в Омске был небольшой любитель влезать в оперативные вопросы — там на каждом участке работали ответственные люди. Думаю, и здесь так же. Просто здесь исключены другие способы.

— Как Вы оцениваете положение дел в суде? Что можно было бы исправить и над чем поработать?

— Наверное, всегда есть что улучшить, но суд, который справлялся с нагрузкой в 112 дел в месяц, уже заслуживает уважения.
Что тут скажешь? Конечно, новая метла по-новому метет, но я постараюсь мести так, чтобы не повредить сложившуюся систему работы. Состояние дел нормальное, это нормально работающий суд.
На что я хотел бы обратить внимание в первую очередь? — Буду решать проблему очередей. Каждый раз иду через холл, и мне, конечно, страшно стыдно, что творится такое столпотворение при подаче документов. Быстро тут ничего сделать не удастся, но без рывков, наверно, даже лучше. Работаем планомерно, будем менять отдельные регламенты. Но нужно людям объяснить, что необходимо активнее пользоваться системой подачи заявлений через Интернет.
Я с удивлением обнаружил, что в суде нет системы направления судебных актов по электронной почте. У Омского суда были договоры с крупнейшими потребителями наших, так скажем, услуг — налоговой, энергетическими компаниями, с компаниями по жизнеобеспечению города и т.д. Электронные судебные акты направлялись им автоматически по мере готовности, а потом дублировались по обыкновенной почте. Здесь такого нет, и мы планируем предложить московским компаниям этот вариант, он несколько оперативнее «Электронного стража».

— А система распределения дел чем-то отличается от привычной для Вас?

— Несколько отличается — она более сложная. Я вернусь к привычной для меня полностью автоматической системе, к которой нет лишнего доступа, постараюсь сделать ее менее трудозатратной и более надежной.

— Сергей Юрьевич, электронные системы распределения дел критикуют за то, что они не учитывают сложность споров. Видите ли Вы в этом проблему?

— Такая проблема может возникнуть только в малосоставных судах, где нагрузка — 12 дел в месяц. А у нас статистика в конечном счете все выравняет: за год у всех будет пропорциональное количество дел разной сложности. В Омске мы серьезно обсуждали эту проблему, но вводить повышающие коэффициенты за сложность не стали, потому что от этого только обиды будут — какой коэффициент какому делу присвоить.

— А в каких-то судах есть система коэффициентов?

— Я слышал, что да, где-то есть. Но я считаю, что это просто психологически тяжело, а неравномерность дел по сложности в итоге скрадывается большой нагрузкой. Это моя позиция.
Когда этот вопрос обсуждался в Омске, я предлагал даже определиться по составам: «Хотите, любому составу я могу сделать коэффициенты, не обязательно всем судом сразу переходить. Вы скажите, какие: вот это дело — столько, это — столько. Мне это никакого труда не составит, делайте». Но ни один состав на это не согласился. Однако если здесь судьи захотят ввести такую систему, я соглашусь. Лишь бы им было удобно.

— Сергей Юрьевич, хотелось бы задать несколько вопросов, посвященных законопроекту ВАС РФ об оптимизации нагрузки судей. Какие поправки, касающиеся оптимизации нагрузки судей, из предлагаемых ВАС РФ, на Ваш взгляд, наиболее перспективны, а какие малоэффективны?

— Все предложенные в законопроекте поправки в той или иной степени эффективны. Наиболее действенными, конечно, будут оплата превышения нагрузки, прогрессивная шкала госпошлины при обжаловании, частные определения, невозможность принятия дополнительных доказательств в кассации.
Для Арбитражного суда города Москвы особенно актуальны положения о договорной подсудности, поскольку у нас доля таких дел доходит до 15%. Для апелляции, я думаю, важна возможность рассмотрения ряда жалоб судьей единолично. Это, разумеется, сильно ее разгрузит.
Для кассации очень значима невозможность принятия дополнительных доказательств. Это должно быть категорически запрещено, несмотря на вечное желание найти абсолютную истину. На самом деле ее нет, я не видел еще. Есть в этом доля вины и самой судебной системы: ведь мы фактически сами подталкиваем апелляцию к тому, чтобы она принимала дополнительные доказательства, и сами идем на поводу у сторон, которые стремятся обжаловать каждый чих и найти нарушение прав там, где его нет и в помине. Мы же им потворствуем.

— Какова нагрузка судей в вашем суде сегодня?

— Порядка 90 дел в месяц.

— То есть она уменьшилась?

— Да, с начала года несколько уменьшилась, но сейчас количество поступающих дел растет. Посмотрим, но думаю, что их снова должно стать меньше, если будут реализованы предложения ВАС по оптимизации нагрузки. К тому же мы и сами приспособились к быстрому рассмотрению споров.

— За счет каких категорий дел?

— Заметно снизилось число административных и налоговых дел. А рост произошел, думаю, из-за того, что в связи с кризисом реже стали использовать досудебный порядок разрешения споров.
До кризиса какой был метод взаимодействия между организациями при неисполнении обязательства? Позвонят: «Когда денежки вернете?» — через месячишко претензию направят. Подождут еще месяц, позвонят три раза. Пройдет полгода, и или должник рассчитается, или кредитор пойдет в суд. А теперь две недели, и всё — иск. Просто так получилось, что те, кто при других условиях подождал бы, побежали в суд, и дел стало объективно больше.

— Как Вы полагаете, правильно ли считать служебную нагрузку по количеству дел без учета их сложности?

— Уже отнесение к судебной подведомственности тех или иных категорий споров должно производиться с учетом степени их сложности, и именно этим, я уверен, руководствовался законодатель. Я не могу его подменять и осуществлять переоценку сложности дел. Поэтому все дела, рассматриваемые арбитражными судами, следует считать сложными.

— Как Вы относитесь к введению института судебного запроса в ВАС РФ о толковании норм по конкретным делам? Используете ли Вы сейчас что-то подобное? Думаете, часто будет возникать такая необходимость?

— Сейчас мы обсуждаем практику по массовым категориям дел для того, чтобы она была единой по инстанциям. Процессуальные запросы — это один из способов такого согласования позиций, причем формализованный, прописанный в законе, что, безусловно, нельзя не приветствовать.
Я не думаю, что они будут использоваться слишком часто. Запросы будут, скорее всего, касаться опять же массовых категорий дел, а также интересных для всех казусов. Ведь не завалили же судьи арбитражных судов своими запросами Конституционный Суд! Думаю, и впредь мы будем стараться до всего доходить своим умом, не забывая при этом, что одна голова — хорошо, но две всё же лучше.

— Насколько активно в Москве проявляют себя медиаторы? Как часто медиация применяется при разрешении споров в вашем суде?

— Любое мировое соглашение, признание иска, отказ от иска — результат примирения сторон. И здесь сам суд нередко выступает посредником, подвигая стороны к такому завершению спора. Но собственно медиативные процедуры, предусмотренные законодательством, в Арбитражном суде Москвы не применялись. У нас нет вариантов, нет предложений по медиаторам, нет медиаторов в суде. Никто не регистрировался. Вроде как начали готовить медиаторов, программы разработали, но еще нет специалистов. Для того чтобы дело такое двигалось, нужен или спрос, или предложение, а спроса-то особого нет: судебная процедура у нас быстрая и недорогая для сторон, не стимулирует мириться, а конфликтность в обществе, как отметил Антон Александрович Иванов, и без того повышена.

— Потому что многие не знают о предложениях.

— В Москве — да. Тогда нужно развивать медиацию через предложение. В Омске предложение какое-никакое было, и люди им воспользовались. Но это, понимаете, было в диковинку и в самом начале.
Но и предложение было достаточно дорогостоящее. В Омске очень квалифицированные медиаторы — декан юрфака, например, завкафедрой, люди с двумя высшими образованиями — психологическим и юридическим, с научными степенями. Услуги такого специалиста оплачиваются очень высоко, и, прочитав его фамилию, многие скажут: «Нет, мой спор на столько не тянет».
Поэтому должны быть обычные медиаторы, которые стоили бы не запредельно дорого, чтобы было выгодно их нанимать, но они при этом были обучены и могли помочь. Ну и положительные результаты рассмотрения споров, конечно, должны быть.
А можно пойти путем введения процессуального срока. На медиацию полгода — и мирись сколько хочешь.

— А Вы как относитесь к такому варианту?

— Положительно. А почему нет?
Помню, в общем суде, когда начинал работать, обязательно давали срок на примирение до шести месяцев при расторжении брака, и многие пары после этого уже не возвращались. Может быть, здесь будет так же, например в корпоративных спорах, — многие утихомирятся, договорятся и продолжат работать.