— Валентина Александровна, расскажите про Ваш юридический стаж, работу в Якутии. Насколько мы знаем, Вы работали в Конституционном суде…

— Начнем с начала. После окончания Свердловского юридического института в 1976 г. я была направлена по распределению к себе домой, в Якутскую АССР, и работала следователем прокуратуры в г. Алдане.
Если помните, в начале 1970-х начали строительство Байкало-Амурской магистрали, и в Якутии построили новый город Нерюнгри — город угольщиков. И после полутора лет в прокуратуре Алданского района я была переведена в прокуратуру Нерюнгри.

— Тоже следователем?

— Нет, уже помощником, потом старшим помощником прокурора. Я там проработала в общей сложности до 1990 г. Занимались очень разными вопросами, из-за этой «стройки века» помощники прокурора расследовали и уголовные дела, и дела, связанные с охраной труда.

— Как бывший работник прокуратуры как Вы можете оценить эффективность нынешней системы прокурорского надзора? Достаточно ли у прокуратуры сегодня полномочий для адекватного реагирования на злоупотребления со стороны органов публичной власти?

— Раньше, конечно, полномочия органов прокуратуры были шире и надзор был намного эффективнее. Действительно осуществлялся надзор за законностью.
Если вы обратите внимание, в Конституции нет самостоятельного раздела о прокуратуре, нормы о ней находятся в разделе «Судебная власть». Разработчики заметно сократили прокурорские полномочия, и я считаю, что это не совсем правильно, потому что принесение протестов, вынесение представлений, постановлений о привлечении к ответственности — все эти меры прокурорского реагирования все-таки были очень действенными. По крайней мере в Якутии, когда шло строительство БАМа и Южно-Якутского территориально-производственного комплекса: с прокуратурой считались.
Я непосредственно работала с надзором в судах и надзором за несовершеннолетними. Могу рассказать интересную историю.
В институте и после его окончания я занималась психологией преступлений, совершенных несовершеннолетними. И выявила такую тенденцию: совершив преступление, ребенок или подросток испытывает не страх, а скорее наоборот — чувствует себя героем. В Алдане и в Нерюнгри с согласия прокуроров района и города мы решили, что, если несовершеннолетний совершил преступление — не малозначительное, а серьезное, тяжкое или средней тяжести, — после возбуждения уголовного дела применяем к нему меру пресечения арест. Ненадолго, он находился у нас в следственном изоляторе две-три недели или месяц в зависимости от того, сколько ему было, по нашему мнению, нужно, чтобы он осмыслил, что совершил. Затем мы изменяли меру пресечения на подписку о невыезде.
Есть разные подростки: и матерые в 14—15 лет, и те, кто действительно случайно попал в такое положение. И если случайно — такие дети больше в наше поле зрения никогда не попадали. За те пять лет, пока мы применяли эту воспитательную меру, только два-три подростка совершили преступления повторно.

— Как интересно. Сейчас наоборот — несовершеннолетних заключают под стражу только в исключительных случаях.

— Сейчас да. Но тогда этот наш опыт распространяли по всей республике. В середине 1980-х я уже вплотную занялась надзором в прокуратуре. В комиссии по делам несовершеннолетних участвовала тоже, но это уже касалось просто административных правонарушений.
В 1990 г. я была избрана депутатом Верховного совета Республики Саха (Якутия) и депутатом городского совета. Занималась законотворческой деятельностью. Тогда же меня выбрали первым заместителем главы администрации Нерюнгри по правовым вопросам, как это раньше называлось — по советской работе.
Меня также включили в экспертную группу О.Г. Румянцева, который возглавлял разработку первой Конституции РФ. Это комиссия, которая была создана Б.Н. Ельциным. Поэтому, когда я пришла в Конституционный суд Якутии, для меня основные конституционные принципы были более-менее знакомы.
А когда в Советском Союзе был создан Комитет конституционного надзора (помните, да?), а затем Конституционный суд России, все автономные республики, в первую очередь Татарстан, Башкортостан и Якутия, взяли себе самостоятельности столько, сколько могли. Это знаменитая фраза Ельцина: «Возьмите то, что вы сможете сделать». Вот и взяли функции вроде как государственные и приняли декларацию о государственном суверенитете. В 2000-х годах она была признана Конституционным Судом РФ неконституционной, но в 1990-х это было оправданно — республика не развалилась. И в 1992 г. был создан Конституционный суд Республики Саха (Якутия).
В 1993 г. после знаменитых октябрьских событий прекратили свою деятельность советы народных депутатов, и я вернулась из администрации обратно в прокуратуру. Около полугода была заместителем прокурора Нерюнгри, а затем меня избрали судьей Конституционного суда Якутии, где я и проработала с 1 мая 1994 г. по апрель 2007 г. сначала судьей, затем заместителем председателя суда.

— А почему Вы приняли решение переехать в Москву?

— Очень просто: дети выросли, переехали сюда учиться, а потом сказали, что возвращаться в Республику Саха не собираются. Мы с мужем решили, что раз родственников у нас в Якутске нет, то где дети, там и мы. В Якутии мы прожили около 50 лет, еще в школе вместе учились. Муж у меня горный инженер, он в Москве только зимой.
Когда переводилась сюда, у меня были варианты — суд общей юрисдикции или арбитражный суд. Учитывая, что конституционное судопроизводство все-таки касается и административных дел, проверки актов Президента, Правительства, законодательного органа, есть экономические споры, я подумала, что мне ближе будут арбитражные дела.
Хотя я, конечно, не ожидала, что, придя сюда, сразу же попаду в налоговый состав административной коллегии.

— В налоговый состав?

— Да, сначала я была в налоговом составе. Для меня все это было новым, хоть и Бюджетный кодекс я знала, потому что, будучи заместителем председателя Конституционного суда, готовила ежегодно смету расходов и доходов. Знакомо было и налоговое законодательство постольку, поскольку оно касалось государственных органов. Но все равно было много совершенно нового.
Да и количество дел... Конституционное судопроизводство отличается чем? Там не количество, а только качество. Ежегодно мы рассматривали всего по 16—17 дел. А здесь в месяц — от 69 до 75! Это была тяжелейшая нагрузка.
Но налоговый состав здесь сильный. Судьи с пониманием отнеслись ко мне, кто мог — тот оказывал реальную помощь. Я им за это так благодарна! Без их помощи я так быстро не вошла бы в этот ритм, а ведь сначала немногим более полугода работала даже без помощника.
В прошлом году меня перевели во второй судебный состав: это административный состав, который рассматривает споры, касающиеся таможенных органов, Антимонопольной службы, Федеральной службы по финансовым рынкам, земельные правоотношения, вопросы миграционной службы — в общем, ненормативные акты административных органов.

— Это Вам ближе?

— Ближе. Не могу сказать, что легче, но это понятнее, потому что налоговое законодательство, как мы с вами знаем, так несовершенно, что в Кодексе одна статья противоречит другой, и спасает только очень хорошее знание судебной практики. Каждый раз дела вроде бы одинаковые, и в то же время каждое вполне самостоятельное. А здесь по административным делам все более конкретно, есть устоявшаяся судебная практика.

— Но антимонопольное законодательство, к примеру, как раз только развивается.

— Да, по антимонопольному дела есть. Но сейчас у нас по сравнению с другими составами число дел уменьшилось. В гражданской коллегии очень много дел. В налоговом составе дел как таковых вроде бы стало меньше, но это в основном выездные проверки — эпизодов по пять, семь, десять. Чаще всего по налогам на прибыль, на добавленную стоимость, на добычу полезных ископаемых, НДФЛ, по социальным налогам. Они объемные.
А у нас во втором административном составе — ненормативный акт, который мы должны изучить, рассмотреть, насколько он законный или незаконный, действительный или нет в правовом отношении. Все понятно.

— Каких дел сейчас больше?

— Сейчас активизировалась иммиграционная служба, идут дела о разрешениях на работу для иностранных граждан. По антимонопольному споры имеются — в основном проверяют соответствие Закону о защите конкуренции. Есть дела из департамента по земельным ресурсам Москвы.

— В связи со сменой московского руководства, наверное?

— Нет, пока что этих дел нет.
Затем споры из Комитета по культурному наследию, сейчас их стало поменьше, но есть. Пожалуй, вот и все.

— Какая сейчас нагрузка в вашем составе?

— На судью примерно 23—27 дел, бывает до 30 в месяц.

— Немного снизилась?

— Да. Раньше было более 30 дел, это однозначно. Но, конечно, все равно меньше, чем в гражданской коллегии, там у них и за 50, и за 60, и за 70 дел в месяц.
С чем это связано? С тем, что АПК РФ теперь предусматривает обязательное обращение в апелляцию до кассации. Важно еще, что административные дела с суммой штрафа до ста тысяч мы теперь вообще не рассматриваем, а таких дел тоже очень много.

— Какая нагрузка, на Ваш взгляд, нормальная? Сейчас готовится законопроект, который предусматривает компенсационные выплаты за повышенную нагрузку, и там, по-моему, предлагается до 16 дел в месяц.

— Я думаю, до 19 дел — это нормальная нагрузка.
Но устанавливать ли за большее количество дел выплаты... В принципе, есть надбавка за сложность, напряженность, по-моему, это 8 или 10%. А выплаты за повышенную нагрузку — это все-таки палка о двух концах. Бежать за количеством — не забыть бы качество.
Но, насколько я знаю, есть проект Минфина, в котором учитывается не это, а квалификационный класс судьи.

— Как Вы считаете, эффективен ли досудебный контроль? Как часто сейчас обращаются в суд, обжалуя его итоги?

— Досудебный контроль должен быть обязательно, особенно в налоговых правоотношениях.
Как показывает статистика за прошлый год, есть случаи, когда вышестоящий налоговый орган отменяет решение нижестоящего. А если не отменяет, то суду все равно легче рассматривать дело, зная мнение всех сторон — не только истца, ответчика или заявителя, но и вышестоящего органа. Более объективное и обоснованное решение можно вынести. К тому же несколько снизилась нагрузка судов.

— Целесообразно ли распространить это на службы, отвечающие за другие сферы деятельности?

— Мне кажется, да.

— Однако налогоплательщики, к примеру, возмущаются, что решение в рамках досудебного контроля сразу вступает в силу и они потом вынуждены обращаться в суд за обеспечительными мерами, которые применяют очень редко.

— Есть такой вопрос. Но тем не менее досудебный контроль все-таки нужен.
Сейчас по налоговым вопросам, к сожалению, у нас очень часто меняется практика, меняется закон, и налогоплательщик зачастую просто не знает, чего от него хотят: в какой, к примеру, период он должен подать ту или иную декларацию. А вышестоящие органы все же имеют право давать методические рекомендации, выносить свои приказы.
Мы должны работать каждый в своей области, и не только в свою пользу, а в пользу тех, на кого работаем.

— Валентина Александровна, как часто приходится рассматривать дела, связанные с применением 294-го Закона о защите юрлиц и индивидуальных предпринимателей от административного давления и проявлений коррупции?

— Таких дел у нас пока не было.
Закон вводит плановость, необходимость санкции прокурора, предусматривает специальные сроки проверок. Но в связи с этим Законом, во исполнение его необходимо принять еще несколько, а они не приняты.

— Стороны никогда не ссылаются на то, что проверки организованы, чтобы помешать нормальной хозяйственной деятельности?

— Нет. По таможенным делам стороны чаще всего не согласны с корректировкой товаров. Там шесть методов, собственник товара всегда за первый — по цене, а таможенный орган, когда выявляет, что недостает документов или они представлены не вовремя, сразу же корректирует таможенную декларацию на шестой, резервный метод, в сторону увеличения. Вот такие споры в основном.
А жалоб на бюрократическую волокиту я давно не встречала.

— Каких оснований при отмене административных актов больше — процессуальных или материально-правовых? Как часто процессуальный порядок нарушается?

— Когда я только пришла, по налоговому законодательству был определенный порядок, целый ряд условий, и судебные акты чаще отменялись по процедурным нарушениям. А сегодня, наверное, стало больше грамотных специалистов, и такие отмены встречаются очень редко. Они есть разве что по миграционным делам. Видимо, в миграционной службе сейчас вал.

— Валентина Александровна, Вы начали работать в арбитражной системе сразу с кассационной инстанции. Недоставало ли Вам опыта работы в арбитражной первой инстанции?

— Нет. Хотя иногда я думаю, что оценила бы доказательства иначе, и останавливаю себя.
Знаете, в чем особенность конституционного судопроизводства? Там когда изучаешь дело, то рассматриваешь его от общих принципов к конкретике. Сначала конституционный принцип «все для человека и гражданина», а потом остальное, уже конкретно к изучаемому закону. Я этот подход использую и сейчас. Я знаю, у других судей другие способы, но мне так легче. Почему? Потому что я могу конкретный закон и не знать — все знать невозможно. Но я знаю основополагающие принципы и полномочия того или иного органа.

— Вы, наверное, за расширение судебного усмотрения?

— Да! В свое время я даже с заместителем Председателя Конституционного Суда РФ Тамарой Георгиевной Морщаковой в полемику вступала по этому вопросу.

— Многие видят в этом опасность.

— Многие видят, но тем не менее, если квалифицированно подойти к этому вопросу, польза была бы для всех.

— Но ведь у каждого судьи свое усмотрение, а у нас указания кассации обязательны для первой инстанции. Не нарушает ли это независимость суда первой инстанции? Он ведь не должен быть ограничен чьим-либо видением закона.

— Нет, не считаю, потому что суд кассационной инстанции рассматривает дела коллегиально, а в первой инстанции — единолично. Не думаю, что в этом есть какая-то опасность. Нет.

— Вы — заслуженный юрист Российской Федерации. Что для Вас означает это звание?

— Если не лукавить, то, конечно, я этим званием горжусь. Почему? Потому что всю жизнь работаю в правоохранительной и судебной системе и если получила звание заслуженного юриста, значит, я правильно выбрала свой профессиональный путь.

— Вам, наверное, очень сильно помогает образование, уральская школа? Она традиционно сильная.

— Да.

— Сейчас система юридического образования у нас выстраивается немножко по-другому, по западному стандарту.

— Да, у меня дочь окончила Московскую государственную юридическую академию, она училась уже абсолютно по-другому.

— Вы считаете, это более эффективно? Или все-таки стоит придерживаться старых советских принципов?

— Вы знаете, я в этом вопросе консерватор: конечно же, скажу, что старая система была лучше.

— Чем?

— Она, мне кажется, давала больше самостоятельности, чем сейчас. Да и законодательство было свободнее, юридическая работа была более творческой, требовала больше понимания. И, как мы тогда говорили, социалистического правосознания.
А сейчас мир деловой. Вот дочь меня может положить на обе лопатки умением говорить, логикой и, прямо сказать, демагогией — этому они хорошо научились. А мы больше не говорили, а все-таки делали.

— Чем занимаетесь в свободное время? Вы сказали, что муж работает в Якутии, а Вы — в Москве. Сложно так? На родину не тянет?

— Я каждый год езжу в Якутск, причем зимой. Там прихожу в Конституционный суд и им помогаю, почему-то так получается.
Мне не хватает северного простора, широты что ли. Там тайга, тайга и тишина. Такая неимоверная тишина! Ничего не видно, мороз и всё. Вот по этому я скучаю.
А в свободное время я, как и все, наверное... У нас многие судьи очень хорошо вышивают, а я вот вяжу.
И книги! Книги очень люблю, читаю, какие предлагают мне мои дети. Сейчас вот — может быть, вы знаете? — «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд. Очень интересно. Прочитайте, пожалуйста. Ну, Мураками, Паоло Коэльо — это уже пройденный этап, сначала, когда было модно, много прочитала, теперь отставила.
Еще много сейчас книг и наших, и зарубежных об успехе, саморазвитии, управлении временем. Например, Стивен Кови «Семь навыков высокоэффективных людей». Не слышали?

— Известная книга.

— Да. Это мне моя молодежь дает, я с ними читаю, а потом начинаем спорить. Вообще очень интересно.

— А из юридического? Может быть, классика?

— Из юридической классики? Ну, Кони и Плевако — это уже несерьезно, это всё уже прошли. Очень много я читала, когда была в Конституционном суде, наших судей Конституционного Суда РФ. Работы Т.Г. Морщаковой, В.А. Туманова, председателя в отставке, В.Д. Зорькина, О.С. Хохряковой, Г.А. Гаджиева. А классиков — конечно, нет.
И не успеваю. Вот у меня АПК сегодня настольная книга и комментарии к Кодексу об административных правонарушениях.